Сергей Митрохин - «Новой газете» (иноаге́нт): «Сейчас все, что угодно, могут назвать митингом»
Уличные акции в защиту Исаакиевского собора в Петербурге проходили в формате встречи избирателей с депутатами. Это единственная на сегодняшний день лазейка в российском законодательстве, позволяющая проводить массовые акции без разрешения властей. На региональном уровне партия власти «прореху» заделывает уже с конца прошлого года: в декабре Мосгордума приняла закон об обязательных согласовании таких встреч. После начала конфликта вокруг Исаакия подключились и петербургские единоросы — они вынесли законопроект, приравнивающий встречу с депутатом к митингу, на рассмотрение городского заксобрания. Аналогичный законопроект успели внести и в Думу. К чему приведут ожидаемые запреты на встречи с депутатами, рассказывает Сергей Митрохин, председатель московского отделения «Яблока», в прошлом — депутатом Мосгордумы.
— Почему в Москве именно сейчас закрутили гайки?
— Поводом была декабрьская встреча на Пушкинской с несколькими депутатами. Протестовали против платных парковок, пришло много народу, действительно много, и власти испугались.
— Но получается, что они правы, и встреча с депутатом — это формальное прикрытие митинга.
— Сейчас все что угодно могут назвать митингом. На самом деле это прямая обязанность депутата, прописанная в законе, — «информировать избирателей о своей деятельности во время встреч с ними». Наступление на права депутата ведется уже давно. Запрещено направлять запросы в государственные унитарные предприятия — в «Мосводоканал», в «МОЭК». То есть направляй, пожалуйста, но отвечать они тебе не обязаны. Мосгордуму лишили права утверждать программу приватизации. Когда в 2013 году приватизировали «МОЭК», ни один депутат об этом не знал до момента приватизации. А это огромная компания с многомиллиардным оборотом, которая влияет на формирование тарифов на тепло. Возможность контролировать городские финансы была таким образом блокирована.
— Но ведь и встречи не были панацеей.
— Это еще мягко сказано. Приходили провокаторы, вмешивалась полиция. Они просто говорят: «У вас тут несанкционированный митинг. Все, давайте отсюда». Кто там будет разбирать — встреча или не встреча. В протоколе в любом случае напишут: «Ругался матом, выкрикивал лозунги». Причем всем пишут одинаково, как под копирку: все кричали лозунги и все матом.
— А ведь платные парковки, застройки и другие муниципальные дела — это не федеральная повестка и вообще не политика.
— Разрешение на мероприятие с политической темой получить практически невозможно. Центр города давно стал запретным местом. Пожалуйста, езжайте в Сокольники и там дерите глотки, говорят они. Раньше еще можно было провести что-то у метро 1905 года возле памятника, но сейчас и это прикрыли. Митинг рядом с памятником рабочим, которые сваливают жандарма с лошади, вызывает ненужные ассоциации.
— И что, неужели не осталось никаких обходных маневров?
— Остались, но любой маневр связан с риском, что тебя элементарно посадят. Недавно я ездил на улицу Лодочная, там ветхое жилье, которое вот-вот развалится, а людей не переселяют. Провели встречу, но я никого не предупреждал. Если жители зовут, я еду безо всяких согласований и уведомлений. Меня вынудили действовать по понятиям, а не по закону. Иногда сходит с рук, а может и не сойти.
— Чем в ситуации острого противостояния может помочь депутат?
— Ничем. Разве что моральной поддержкой.
— Тогда какой смысл в его участии?
— Все зависит от проблемы, которую надо решить. Положить возле школы «лежачего полицейского», сделать остановку маршрутки, которая нужна жителям, — это реально, на это усилий депутата-одиночки хватает. А на серьезные проблемы, такие как точечная застройка или платная парковка, — увы, нет. Что реально может сделать депутат, так это начать кампанию. Ему это проще, чем рядовому жителю.
— Тем более на фоне общей социальной пассивности.
— Так только кажется, что люди пассивны. Они молчат-молчат, а потом это все прорвется. Бездумное насаждение платных парковок — гарантия социального взрыва в будущем. Парковки, застройки, грабительская плата за капремонт… Негатив накапливается, и рано или поздно рванет — все улицы будут заполнены протестующими. Как только власть даст слабину, в силу международных проблем или внутренних, весь этот негатив выплеснется.
— А почему сейчас терпят?
— Потому что не верят, что чего-то можно добиться. Есть более или менее активные люди, которые как минимум готовы пойти на выборы. Но только на выборы, больше никуда. Таких примерно треть. Уже хорошо. И примерно треть абстинентов, которые говорят: «Мне все это надоело, я никому не верю». Вот это «не верю» — серьезная вещь, это индикатор низкого уровня социального доверия. Человек не готов с кем-то объединять усилия для задачи, выходящей за рамки его семьи и работы. И это очень выгодно власти. Все сидят по диванам и бурчат себе под нос. Конечно, для чиновников это рай. Бороться с ними никто не будет, потому что никто друг другу не доверяет.
При этом недовольство властью огромное, независимо от того, ходят люди на выборы или нет, и за кого голосуют. Недовольство везде, в каждом дворе: здесь лампочки нет, тут детская площадка в ужасном состоянии, здесь помойка воняет. Все не так, все время бытовая неустроенность, несмотря на гигантские деньги, которые как раз на благоустройство и тратятся.
— Получается, власти сейчас в первую очередь себе хуже делают. Вместо того чтобы выпустить протест в легальное поле, они закладывают бомбу на будущее. Все это подспудно копится, люди злятся...
— Чиновников это не волнует. Они так далеко не смотрят, им это неинтересно. Есть возможность легкого обогащения, значит, надо ее использовать.
Ян Шенкман, Виктория Одиссонова, «Новая газета» (иноаге́нт)
Оригинал публикации находится здесь: